– Кого-кого? – проворчал Суворов. – Репнина вон пущай ставят или Каменского, мы его знаем, скороспела. Полным-полно фельдмаршалов сейчас.
– Полноте, ваша светлость, – ласково улыбаясь, сказал Кутузов. – Кому еще предводительствовать над союзными войсками, кроме как не вам? Никого другого австрияки не потерпят, да и англичане тоже, хоть вы и намяли им хорошенько бока на юге.
– Посмотрим еще, что скажет молодой император, – все также хмурясь, пробурчал Суворов. – Он мне сегодня устроил выволочку во дворце на приеме. Дескать, он самый главный у нас воитель и сам со всеми справится. Посмотрю я, что он с Бонапартом будет делать…
Кутузов задумался и спросил:
– Ваша светлость, я слышал разное мнение о Буонапартие. Что вы скажете о нем? Действительно ли он так хорош, как о нем говорят? Или он просто баловень фортуны?
Суворов вскочил со стула и пробежался по комнате. Я понял, что он достиг крайней степени раздражения.
– Кто говорит о фортуне? Помнишь, Миша, про меня завистники тоже так говорили?! А разве же я с фортуной на ты? Все чины свои с боем брал. Также и Бонапарт этот. Он сам пробился на трон французских королей, своей шпагой расчистил себе дорогу. О, Миша, ты даже не знаешь его еще по-настоящему! Я тебе так скажу, из всех полководцев, которых я знаю в истории, да и в современном мире, никто не сравнится с Бонапартом! Это гений, презревший глупые омертвевшие формы старой войны, за которые держатся наши тактики и теоретики! Он парит на крыльях и насмехается над тайнами победы, которые остаются недосягаемыми для глупцов, мнящих себя непобедимыми полководцами! Какая славная у него поступь, как твердо он ведет войска к победе! Ничего так не желаю, как скрестить с ним шпагу, но скажу тебе по секрету, я и сам не знаю, чем все это закончится.
Кутузов удивленно поднял бровь над единственным глазом и поглядел на Суворова. Я тоже поглядел на князя, также удивленный его сомнениями.
– Вы должны победить, ваша светлость, – сказал я со значением. – Вы знаете, чем все закончится в случае вашего поражения.
Суворов замолчал и уселся обратно в кресло. Кутузов тоже задумался о чем-то своем. Я поглядел на быстро сгущающиеся сумерки за окном и сказал, намереваясь уйти к Ольге на ужин:
– Ну, а теперь, позвольте вас покинуть господа. У меня есть неотложное дело.
Суворов покачал головой и глухо молвил:
– Нет, Витенька, никуда ты не пойдешь, нам нужно обсудить одно важное дело.
Глава 6. Знакомство с родителями
Я ожидал чего угодно, но только не такого ограничения моей свободы. Поначалу я разозлился, потому что снова упускал шанс встретится с Ольгой, но потом мне пришла в голову мысль, что Суворов действительно хочет поговорить о чем-то важном.
– Ваша светлость, у меня срочное дело, но я могу немного задержаться, – сказал я милостиво. – Что случилось, у вас все в порядке со здоровьем?
– Если я не перенесу похода, что тогда случится? – глухо спросил Суворов.
Я еще никогда не видел его в таком подавленном настроении. Мне всегда казалось, что уж кто-кто, а Александр Васильевич – это несокрушимая глыба, монумент, скала, которую невозможно сдвинуть с места или расколоть на части. Он никогда не сдастся и не отступит.
Неужели, удивился я про себя, вся суворовская неустрашимость являлась только плодом невероятного волевого усилия полководца? Неужели внутри он тоже был подвержен сомнениям и страхам, но просто искусно подавлял их и никогда не показывал на людях? Неужели он тоже обычный человек, который смог возвыситься до уровня полубога только за счет постоянной и глубокой работы над собой? Как же так, а?
– Разве вы не молили Бога предоставить возможность скрестить клинки с Наполеоном? – спросил я в ответ. – Теперь у вас такая возможность появилась. Если вы упустите ее, Россия будет в страшной опасности и вы это знаете.
Кутузов молчал и только идеала, что в великом удивлении переводил взгляд на нас, с одного на другого. Суворов поморщился и махнул рукой. В гостиную вошел Хвостов и сказал было: «А вот послушайте, какое новое стихотворение я недавно сочинил…», затем увидел, что присутствующие сидят в странном молчании и тоже ошеломленно остановился посреди комнаты.
– Я, Витенька, не сражения с Наполеоном опасаюсь, – сказал Суворов. – Я опасаюсь, что Всевышний за мои грехи не даст мне все-таки дожить до того мига, когда мы встретимся на поле боя. Если я скончаюсь от недуга в походе, то это станет ужасным ударом для нашей армии. Да и для союзников тоже.
– Уж я этого не допущу, можете не сомневаться, – как можно тверже сказал я, как будто имел прямой доступ к небесной канцелярии.
Хотя, кто сказал, что это не так? Все-таки, медицина будущего это для девятнадцатого столетия и в самом деле чуть ли не чудодейственная магия. Эх, по большому счету, Суворову сейчас было бы неплохо организовать комплексную медицинскую проверку организма и пройти курс лечения, а потом и реабилитации. Уж тогда он бы был к началу новой войны, как новенький. Я представил Александра Васильевича весело прыгающим по палате приемного отделения клиники двадцать первого века и невольно усмехнулся.
– Вот теперь ты понимаешь, почему англичане так хотят тебя уничтожить? – тихо спросил Суворов. – Вот почему я не могу отпустить тебя вечером, без сопровождающих по нашему городу. Где твой прожорливый охранник, этот забавный Бабаха?
– Послушайте, милостивый Александр Васильевич, почему вы разговариваете с Виктором так, будто он посланец самих небес и способен решать, кому жить, а кому нет? – изумленно спросил Кутузов. – Или все слухи о нем и вправду имеют какое-нибудь правдивое объяснение?
Суворов не успел ответить, потому что дверь в гостиную распахнулась и в комнату гурьбой вошли Кушников и другие адъютанты. Их было человек пять и одним из самых последних вошел Бабаха, удовлетворенно вытирая усы.
Я знал, что он так делал обычно после того, как ему удалось сытно потрапезничать. Конечно, вот почему он задержался, наверняка сидел в трактире с самого обеда и обжирался.
В гостиной сразу стало шумно и весело. Суворов забыл про свои вопросы и только многозначительно моргнул мне, когда я повторил, что вынужден покинуть их и отправиться по неотложным делам. Кутузов пожелал еще некоторое время провести со своим бывшим начальником. Я поманил Бабаху следом за собой и мы вместе вышли из особняка Хвостова.
Времени катастрофически не хватало и я приказал вывести Смирного и Булочку, наших неизменных буцефалов еще с похода на Индию. Мы забрались в седла и поскакали по улицам Петербурга. Хоть и вечерело, но все еще было светло. Весна уже постепенно превращалась в лето и погода стояла на удивление теплая.
– Слушай, вашблагородь, чего мы едем непонятно куда на ночь глядя? – почти сразу заныл Бабаха. – Я так наелся, что у меня сейчас брюхо трясет от езды на лошади. Мне плохо, вашблагородь.
– Ах ты прожорливый дармоед, – сказал я вполголоса, размышляя над тем, успею ли я к ужину у Ольгиного папеньки. – Ладно, оставайся дома и отдыхай, все равно ты сейчас за мной не угонишься.
Я ударил Смирного пятками и поскакал быстрее, а Бабаха и впрямь начал отставать.
– А ты точно не попадешь в какую-нибудь темную историю? – недоверчиво прокричал он мне в спину. – Подожди, я тебя не догоню!
– Я сказал, оставайся дома! – крикнул я снова и добавил: – Только не попадайся на глаза князю, не то он сдерет с нас обоих шкуру.
Бабаха послушался меня и вскоре действительно отстал, а я поехал дальше еще быстрее, не обращая внимания на злобное ржание Смирного. Коню тоже не нравилась быстрая езда, он предпочел бы пройтись шагом, но я опаздывал к любимой девушке и представлял, как она ждет меня и заставлял Смирного ехать все быстрее и быстрее.
Только чуть не столкнувшись на одном из перекрестков с каретой, я сбавил темп, но все равно ненадолго. В голове крутились образы обожаемой Ольги и я уже предвкушал, как буду сидеть напротив нее во время ужина и обмениваться с ней лукавыми взглядами и поддакивать ее простодушному отцу.